27 августа день памяти черниговского святителя, священномученика Василия (Богоявленского). В этому году исполняется 100 лет со дня его мученической кончины. Предлагаем нашим читателям фрагмент доклада преподавтеля ЧДУ Логуновой Елены, сделанного 8 февраля 2018 г. в Киево-Печерской Лавре на конференции, посвященной священномученику Владимиру (Богоявленскому) и началу гонений на Православную Церковь в  XX в.

 

Гонения, постигшие Церковь 100 лет назад, сопоставимы с гонениями первых веков христианства. Известно, что в основу первых житий святых легли мученические акты, т.е. следственные дела, ведшиеся римскими государственными чиновниками. И сегодня в основу жизнеописаний новомучеников и исповедников ложатся их следственные дела.

Так, до недавнего времени неизвестны были подробности гибели черниговского архиепископа Василия (Богоявленского) и его спутников в августе 1918 г. Одни источники сообщали, что они были расстреляны, другие – что зарублены шашками, третьи свидетельствовали о том, что их сбросили в реку или увезли в лодке еще живых. Неясна была также дальнейшая судьба их тел. Материалы выявленных относительно недавно следственных дел[1] позволяют пролить свет на те трагические события.

Архиепископ Василий (Богоявленский)[2] был последним черниговским архипастырем имперского периода. Выпускник Казанской духовной академии, он занимался также и научной работой, что было не то, чтобы редкостью среди епархиальных архиереев, но всё-же магистров богословия среди них было действительно немного[3].

 

Однако после Февральской революции 1917 г. он был удален с кафедры в числе неугодных новой власти архиереев. 20 июля 1918 г. он был избран членом Всероссийского Помест­ного Собора. Постановлением патриарха и Синода от 17 августа архиепископ Василий был командирован в Пермь для расследования убийства архиепископа Андроника (Никольского).

В состав соборной комиссии вошли также ректор Пермской духовной семинарии архимандрит Матфей (Померанцев)[4] и миссионер Московской епархии Алексей Данилович Зверев.

Некоторые материалы, проливающие свет на события в Перми, были опубликованы нами ранее в статье «Некоторые версии обстоятельств убийства священномученика Василия (Богоявленского), архиеп. Черниговского»[5].

Материалы следственного дела из фонда Судебного следователя Пермского окружного суда по важнейшим делам[6] позволяют более подробно восстановить события 27 августа 1918 г. В результате предпринятой нами попытки объединить показания свидетелей получилась следующая картина событий:

Комиссия Собора прибыла в Пермь рано утром 23-го августа, в пятницу, причем, вероятнее всего, в полном составе. Архимандрит Матфей присоединился к комиссии не в Перми, как сообщают некоторые источники, а еще в Москве. Будучи одним из наиболее активных участников Собора, он вынужден был просить разрешение на поездку в Пермь по служебным делам у Соборного совета и поэтому изъявил готовность войти в состав следственной комиссии, направляемой в Пермь, по собственной просьбе[7]. Это подтверждает и двоюродная сестра архимандрита Матфея Варвара Крашенинникова, сообщавшая о получении в 20-х числах августа от брата телеграммы о том, что он с комиссией выезжает из Москвы в Пермь. В Перми он поселился на своей квартире ректора духовной семинарии, а архиепископ Василий и Алексей Данилович Зверев остановились в архиерейском доме. Архиепископ Василий стал вызывать к себе на допрос городское духовенство, которое давало письменные свидетельства по предложенным пунктам-вопросам. Комиссию интересовало, как относился архиепископ Андроник к большевистской власти, какие издавал воззвания и т.п. По показаниям Варвары Крашенинниковой, в течение 4-х суток архимандрит Матфей был настолько занят делами, что днем почти все время отсутствовал, а на отдых приходил домой поздно ночью, совершенно утомленный.

Архиепископ Василий ездил к советским властям для ходатайства о содействии выезда комиссии обратно в Москву, и таковое ему было обещано. Хлопотал о посадке их в поезд и епископ Феофан (Ильменский), викарий Пермской епархии, и действительно, Управление железной дороги оказало в этом содействие, причем было обещано выделить для них купе в вагоне 2-го класса.

Архимандрит Матфей не спешил уезжать, но на отъезде категорически настаивал архиепископ Василий. Архимандрит Матфей увозил с собой 6 000 рублей, выданных ему казначеем свечного завода на нужды Церковного Собора, а владыка Василий вез с собой зашитый в рогожу тюк с папками и бумагами, толщиною более четверти аршина. Очевидно, это были результаты расследования, произведенного соборной комиссией.

26-го августа, в понедельник, в 10 часов вечера, была подана архиерейская лошадь для выезда на железнодорожный вокзал. В 11 часов архиепископ Василий и Зверев выехали на станцию, вещей у них было немного ­– чемоданчик, постель и корзинка с провизией.

Около полуночи кучер вернулся обратно и доложил, что доставил пассажиров благополучно. Затем к эконому архиерейского дома пришел архимандрит Матфей и тоже просил отвезти его на станцию, вручив при этом ночной пропуск от военного комиссара.

Архимандрита Матфея провожала Варвара Крашенинникова. Она вспоминает, что на улицах было совершенно пусто, на вокзале тоже. Напротив вокзала уже стоял почтово-пассажирский поезд, у входа в вагоны всюду стояли вооруженные солдаты. На платформе к о. Матфею подошел кто-то из служащих и предложил следовать в вагон 3-го класса, находившийся в середине поезда. Это предложение огорчило ее брата, т.к. он ожидал, что посадят в вагон 2-го класса. Войдя в вагон, архимандрит Матфей обнаружил там владыку Василия и Зверева, спавших в первом же купе на нижних скамейках. Следующее отделение было в его распоряжении и там никого из пассажиров не было. Остальные места в вагоне были заняты вооруженными солдатами, прикомандированными к Чрезвычайному комитету. Солдаты не спали, но держали себя тихо, причем при них не было никаких вещей. Почтово-пассажирский поезд № 3 отправился согласно расписанию со станции Пермь-2 в сторону Вятки в ночь на 27-е августа 1918 г. в 3 час. 27 мин. Архимандрит Матфей обещал сестре посылать с дороги открытые письма, но писем не было.

12 сентября на имя епископа Феофана (Ильменского) пришла из Москвы телеграмма за подписью архиепископа Анастасия (Грибановского) с просьбой, чтобы следственная комиссия поспешила с приездом. Вскоре по городу поползли слухи, что следственная комиссия убита на Камском железнодорожном мосту и тела сброшены в Каму. Следствием, произведенным в январе–июне 1919 г. Пермским окружным судом Министерства юстиции Временного сибирского правительства, было выяснено следующее:

Главному кондуктору Пермских кондукторских бригад, сопровождавшему поезд, было приказано комендантом станции Пермь-2 остановить поезд после прохождения Камского моста. Причина остановки не была указана. Когда поезд прошел железнодорожный мост и подошел к семафору первого разъезда № 37, т.е. примерно в 3½ версты от станции, то был остановлен. Красноармейцы, ехавшие в поезде, начали обходить вагоны – часть из них с головных вагонов, часть – с хвостовых. Членов комиссии высадили под предлогом того, что де в военном вагоне посторонним лицам ехать нельзя, и они должны перейти во 2-й класс. Вместе с ними вышли из вагона солдаты, служившие в ЧК. Пассажиры спокойно вышли из вагона и сложили свой багаж на бровку полотна железной дороги, а поезд пошел дальше. Тогда им было заявлено, что они самостоятельно должны дойти до ближайшего разъезда, который находился в версте впереди, и дождаться там следующего поезда.

Все двинулись вперед, причем часть красноармейцев пошла впереди трех пассажиров, а часть позади их. Не доходя семафора, комиссар скомандовал всем остановиться, и приказал пассажирам положить на землю свои вещи. Члены комиссии уже догадались, что были арестованы и начали спрашивать, за что их арестовали. На это комиссар подошел к одному из духовных лиц с револьвером в руке и со словами «Вот вам, саботажники» произвел в него в упор три выстрела и свалил жертву на землю. В это время Зверев побежал в лес, но по нему открыли стрельбу из винтовок. Когда раненые начали стонать, то их докололи штыками. Затем участники расстрела поделились имуществом убитых таким образом, что комиссар взял деньги и документы, а солдатам достались снятые с убитых сапоги, сухари, сахар и пирожки с малиновым вареньем. Участвовавший в убийстве красноармеец, 17-летний Василий Конин, впоследствии говорил, что когда ему пришлось стрелять, то у него из руки выпало ружье, вследствие чего комиссар сказал: «Тебя самого надо расстрелять, какой ты солдат». Со слов Конина, «водолазов» расстреляли с тем, чтобы завладеть бывшими при них делами и документами.

Кондуктор, сопровождавший поезд № 3, вернувшись обратно на станцию Пермь-2 через сутки, спросил комиссара, почему пассажиры были высажены из вагона, мотивировав это тем, что он должен доложить своему начальству о причине остановки поезда. Комиссар ему сказал, что высажен был из вагона черниговский епископ, который с товарищами расстреляны, и предупредил, чтобы об этом никому не рассказывал, угрожая за разглашение расстрелом всей бригады.

Убитых закопали в землю рядом с местом расстрела, на расстоянии примерно ¾ версты (ок. 800 м) от моста, в 50-ти саженях (ок. 100 м) влево от железнодорожного полотна, в тянущемся вдоль линии железной дороги хвойном лесу. Лес в этом месте редкий, и место, где находилась могила, было довольно открытым, представляло из себя небольшой пригорок, идущий уклоном к Каме.

Когда тело владыки Василия перемещали к месту захоронения,– возможно, волочили по земле,– с его ног сползли носки и остались лежать на склоне насыпи, поскольку сапоги были сняты раньше красноармейцами. Эти носки темно-фиолетового цвета через год обнаружит следствие, приобщив к делу. Их опознает женщина, стиравшая белье владыки Василия, когда тот был в Перми. Она узнает их по заштопанной дырочке сбоку на пятке одного из носков, которую она же и заштопала черными нитками.

Яму вырыли неглубокую, не более ½ аршина (36 см) в глубину, около 2 ½ аршин (ок. 1,8 м) в длину и около 1½ аршин (ок. 1 м) в ширину. Очевидно, эта яма служила временным захоронением, в котором тела лишь присыпали землей, чтобы ненадолго скрыть следы преступления, так как уже светало. Вечером того же дня, т.е. 27-го августа, чекисты вернулись к захоронению, выкопали тела, и там же на принесенных с берега поленьях дров сожгли вещи убитых, скрыв место преступления под ветвями двух срубленных деревьев.

Следствие, осматривавшее место временного захоронения 17 июня 1919 г., зафиксировало следующее: На могиле лежали крестообразно два срубленных дерева: ель и пихта, а вокруг нее в разных местах разбросаны обгоревшие поленья и головешки. В земле, вынутой из могилы, обнаружено много полуобгоревших и полуистлевших обрывков черной материи, в том числе черного бархата, относительно которых было высказано предположение, что это обрывки бархата от камилавки, которую всегда имел при себе архиепископ Василий. Там же найден побывавший в огне металлический овальный формы ободок с колечком, к которому пристегнута английская булавка, причем Крашенинникова заявила, что в нем она без колебаний узнает серебряный ободок от образка Спасителя, который архимандрит Матфей постоянно носил пристегнутым на английскую булавку к рясе на груди. Тут же в земле, вынутой из могилы, обнаружена заржавевшая овальной же формы металлическая пластинка, относительно которой Крашенинникова заявила, что в ней она узнает пластинку от того же образка. При осмотре окружающих могилу деревьев, на них нигде знаков от пуль, каких-либо повреждений или следов крови и тому подобного не обнаружено.

Раздетые тела мучеников чекисты доставили к берегу Камы к домику путевого сторожа, находившегося у Камского моста под откосом полотна железной дороги. В сторожевом домике жили также красноармейцы, несшие охрану моста. В 10 часов вечера 27-го августа в сторожку, где имелся телефон, позвонили из Перми и сообщили, что ночью к мосту прибудет моторная лодка и предупредили, чтобы эту лодку не обстреливали.  В то же время красноармейцы говорили между собой, что ночью привезут топить «длинноволосых», из чего свидетельница, жена сторожа, поняла, что говорят о лицах духовного звания. Затем, глубокой ночью, когда было еще темно и в сторожке горела лампа, а около моста горел мостовой фонарь, пришли двое красноармейцев не из числа охранявших мост и приказали немедленно погасить огонь. Женщина погасила горевшую у нее лампу и стала смотреть в окно. Вскоре она увидела, что откуда-то появился труп совершенно голого мужчины. Это был высокий, здорового сложения человек с длинными, как у духовных лиц, рыжеватыми волосами на голове и белым телом. Красноармейцы, заметив, что она смотрит, закричали, чтобы она немедленно отошла от окна. Они потребовали у хозяйки дров, и она беспрекословно выдала им 19 поленьев, которые они взяли и куда-то унесли. Эти 19 поленьев, вероятно, понадобились не для сжигания трех трупов (этого явно недостаточно), а для сжигания на могиле вещей убитых. Остатки этого костра и были обнаружены при проведении следствия.

Затем через окно свидетельнице все же удалось заметить, как от берега отплыла моторная лодка, причем с борта ее свесилась голая нога мертвеца. Утром на плоту, с которого стирают белье, ею были обнаружены следы крови, а красноармейцы, охранявшие мост, говорили, что ночью потопили в Каме три трупа, которые обвязали цепями и с моторной лодки бросили в реку ниже моста. Это на жаргоне чекистов называлось «отвезти в Камский комитет».

Итак, такой представляется по материалам следственного дела картина убийства 3-х членов комиссии Поместного Собора – архиепископа Василия (Богоявленского), архимандрита Матфея (Померанцева) и А.Д. Зверева. В данном контексте не случайной выглядит тема магистерского сочинения будущего священномученика Василия Богоявленского. Во Второй Маккавейской книге, как нигде в Ветхом Завете, раскрывается тема воскресения мертвых, в частности, в описании мучений старца Елеазара,  семи братьев и их матери (2 Мак. 6–7). В этих главах представлено кажущееся бессилие мученика перед мощью карающей государственной машины, которое, однако, оборачивается его победой, несмотря на смерть, которая описывается как новое рождение. О смысле постигших народ бедствий свящ. Василий в своей работе писал: «Идея возмездия еврейскому народу за его грехи прямо сказывается и в речах мучеников. …<Они> сознаются, что пострадали за грехи свои и смотрят на гонения, постигшие народ, как на наказания, назначенные Самим Богом, за которыми по вразумлении наступят новые времена благодати и спасения»[8]. Святые новомученики и исповедники, молите Бога о нас!

 

 

                         Логунова Е. А., преподаватель Черниговского духовного училища.

[1] ГАРФ. Ф. 9440 (Судебный следователь Пермского окружного суда по важнейшим делам). Оп. 1. Д. 2 (Материалы следствия об убийстве ряда лиц духовного звания). А также: Ф. р-4369 (Министерство юстиции. Временное сибирское правительство). Оп. 5. Д. 847.

[2] О нем см.: Священномученик Василий (Богоявленский), архиепископ Черниговский и Нежинский. Материалы к жизнеописанию / Сост. и авт. вступ. ст. Е.А. Логунова, А.Ф. Тарасенко. М., 2014; Королев В.А. Царственный венец. Жизнеописание архиепископа Василия (Богоявленского). Пермь, М., 2016.

[3] Кандидатское сочинение: Богоявленский В., свящ. Епархиальные съезды духовенства, их деятельность и значение / Приложение к Омским епархиальным ведомостям. Омск, 1902; магистерское сочинение: Богоявленский В., свящ. Вторая книга Маккавейская: опыт исагогического исследования. Казань, 1907.

[4] Матфей (Померанцев), прмч. // Православная энциклопедия. М., 2016. Т. 44. С. 376–377.

[5] См.: https://chdu-chernigov.church.ua/2015/02/06/ko-dnyu-pamyati-novomuchenikov-i-ispovednikov/

[6] ГАРФ. Ф. 9440. Оп. 1. Д. 2 (Материалы следствия об убийстве ряда лиц духовного звания).

[7] Матфей (Померанцев), прмч. С. 377.

[8] Богоявленский В., свящ. Вто­рая книга Маккавейская: опыт исагогического исследования. Казань, 1907. С. 47–48.